сегодня постучишь в мое окно,
не думая о мировых проблемах,
мы – сплетенное туго волокно –
и в неизвестность нас несет трирема…

мы поплывем со стаей синих рыб,
не знающих соблазна совершенства, –
и только на безвестных островах
найдем пристанище
в блаженном отщепенстве…

звучат слова пророков-мудрецов –
синергия, аттрактор, сингулярность,
пытаясь объяснить подрыв основ,
растущую в умах полярность, –

но Меланхолия,
как Командор, идет на старт –
уже написан набело сценарий –
и нити катастроф пронизывают март,
внедряясь в головы
и не щадя азалий…

…

Меланхолия, Меланхолия,
ты разрушишь наш мир Гонца,
Меланхолия, сестра Меланхолия,
как и мы, – ты сюжет Творца…



Меланхолия - фантастическая кинодрама Ларса фон Триера
о гибели Земли в результате столкновения с планетой Меланхолия

любовь в словах –
бумажный кораблик
в океане обыденности,
иное измерение бытия,
где сущности – ты и я…
в этом хрупком мире слова –
тончайшие конструкции,
могут быть лиловыми, как фуксии,
медовыми, как мои волосы,
отзвук твоего голоса…
приходит время – кораблик ломается,
что-то уходит, жестко меняется…
душа расщепляется на атомы,
теряя мужество,
оставляя на солнце рваную лужицу…

***

любовь в картинах –
твой след на снегу ноябрьском,
где цвета и красок ищу –
охру, лазурь – нахожу…
мир кружится,
играет в красках,
причудливых бликах,
винтажных масках,
мир раскрывается,
цвет взрывается,
отражаясь в ликах
Дионисия…

***

уйдут в небытие слова,
померкнут, выцветут, исчезнут краски,
в который раз сольются, разойдутся
лики, маски,
приблизятся –
и вновь отсалютуют берега…

неисчерпаемость души заменит интеллект,
но рядом есть всегда судьба и вера –
с далеких звезд придут слова и цвет,
сметая вновь стандарт и узость меры…

Иногда чувствую себя, как человек,
Которого неожиданно настиг ураган, –
внезапно
в бурлящих прибывающих реках
образуется бездна,
ведущая к сердцевине земного шара…
в неистовом бурлении пара,
в тяжелых облаках кипящего небытия
лечу по гладкому склону ускользающего «я»,
как пустая оболочка жука,
прилепленного к веточке дерева…

***
Смотрю на себя в зеркало…
На первый взгляд,
кажется, что это именно я.
Но это – лишь сосуд бытия…
В сосуде меняется содержание:
Это уже кто-то другой –
И сосуд – не мой.

***
Иногда сижу в большой опустевшей комнате,
Прислушиваясь к равномерному тиканью часов…
В голове стучит – «помните, помните?»
Медленно наползает ощущение оков –
Старею еще на один час…

***
Во всем есть что-то такое, как рамки –
В мышлении – тоже.
Их не нужно бояться,
И ломать – не гоже.
Это как освободиться, –
Уважение и ненависть к рамкам,
когда понимаешь, что важно – вторичное,
а ты – в «дамках».

***
Когда рождаются стихи
Понимаешь, насколько плоским был мир
До того внутри.
Нет логики и алогичности, нет добра и зла –
Все сливается в одно, как свет и тьма.
Ты – часть этой целостности, ты – интуиция,
Ты счастлив и одновременно боишься –
Как мог это терпеть
и от ужаса осознания –
не умереть…

***
Чем дальше, тем больше чувствую что-то холодное
И твердое внутри своего тела,
Как вечная мерзлота, – бесплотная,
Бессознательно ждущая тепла.
Но эта ледяная боль – нужна…
Мерзлота понемногу растает,
Но моего собственного тепла –
На это не хватает.
Отражаюсь в одиноком окне –
Нуждаясь в твоем тепле…

Тем, кто ЗНАЕТ

Луна закольцевала Рождество
в безделья роскошь,
И забилась в норку
Из быта и забот назойливая мышь –
Почистить, привести в порядок шкурку,
Не слышать, юркнув на прогулку,
«Уйди с дороги, кыш!»

Морозный иероглиф чертит звенья,
В замерзших окнах – абрис вдохновенья,
И лень плетет коварные вериги,
К подушке льнут стихи и книги,
Так сладостно, блаженно просто спать,
И зАмком высится кровать…

На звон будильника не вскинется нутро,
И запахи унылые метро,
И лязганье трамвая в щелке клина –
Там месится труда и быта глина,
Поднявшись на ноги едва,
Завязнут, не придут слова, –

Я начинаю понимать тебя, Марина…

Родной душе в день рождения


Вдруг стало холодно… Дрожит
лиловым маревом,
кружится вальс…
В отсветах зарева
стучит,
речною галькой катится
мазурка…
Поправлю платьице
и локон развитой –
шальной
и обаятельный
вступает в залу
сиятельный
Сергей Петрович –
сам губернатор
Тверской губернии, –

Все ближе твердый мужской шаг,
На бунт в русалочьих глазах
Сверкнут мундира обшлага…
Паркета блеск, мерцанье свеч
На атласе открытых плеч,
И – выстрел дерзкого зрачка:
«Позвольте тур! – и – р-раз, и – два, –
Закружит канделябров медь:
«Ах, Викки, Вам бы повзрослеть!
Ну, а пока, моя душа,
Взлетим-ка вместе в небеса!»

Несусь в бреду, едва жива,
К плечу клонится голова…
Лимонная луна и ночь,
Карета ураганом – прочь,
Расплавом дерзости в крови
Душа стремится к визави –
Во сне бормочет звездочет:
«Ах, опоздает, не пройдет…»,
И разомкнется связи круг –
Где карты снова раздадут….

Вновь потянуло холодком –
Опять уснула за столом!
Планшет мерцает в темноте,
Горят слова – все те же, те! –
«Мы встретимся, ты верь и жди,
Немножко, Викки, подрасти!»

Сегодня снилась война
С угольным запахом гари,
Покинутые города
В беззвучии умирали…

Тонко ребенок кричал,
Скулил на одной ноте,
Свинцовый двигался вал
Катком по земле, в полете…

Преследуя по пятам,
Щелкал зрачок автомата…
Я умерла где-то там –
Я видела это когда-то…

НЕВСТРЕЧА

Прошила властно жизнь мою
Суровой ниткою Невстреча,
И я, как прежде, не пою, –
Ты холодом сковала плечи.

В одеждах темных, как вдова,
С вязаньем в кресле поселилась,
И серость в сумерках разлилась,
Где пылью залегла тоска.

Стекает время в сад желаний,
Мир тихо шепчется с окном…
Мне снится – скорое свиданье
Гуляет в дождик под мостом.

И сны, как вестники предтечи,
Сорвут покорности венец –
Там загостившейся Невстрече
Беру билет в один конец.

В купе закину чемоданы,
Платочком помашу ей вслед,
И под тугими парусами
Вернусь в объятия побед.

А Встреча – рыженький зверек –
Положит лапку на порог:
Ей в блюдце молока налью,
И на ночь сказку расскажу.



Картина Марии Павловой

И мыслимо это?
Так, значит, и впрямь
Всю жизнь удаляется, а не длится
Любовь – удивленья мгновенная дань...
Б. Пастернак

Я стала забывать твое лицо –
оно исчезнет в неводе
тончайших кракелюров…
уже не слышу нервного аллюра
тех лошадей
что ищут тропы
познанья миражей кровИ
и проблесковые огни
угаснут –
оборвутся стропы…

твоя изломанность найдет квадрат
в который впишется
мое виденье круга
а удивленья
жар и шуга
уйдут за горизонт
где не прощает
небрежности немой судья
отрыва «мы» от «ты» и «я»
в попытках тщетных
разрубить узлы задачи…

трагизм любви –
как квадратура круга
постичь нам не дано
пугающий предел
скупого и конечного ответа
ведь правильный ответ –
всему конец
где ярость слез
покорно канет в Лету…



Кракелюры – трещины красочного слоя или лака в произведении живописи

Горят сиреневым пожаром крыши улиц –
Кардиограммы, змейки, завитки,
Так остро пахнет хвоей, створкой устриц,
Я мир далекий отряхну с руки.

Здесь тело ласточкой ворвется в душу,
Виток безделья развернет бульвар,
И выйти нет желанья из воды на сушу,
На небе август – сине-желтый шар.

Всю сущность дара воплощает море,
Вобрав любовь и лето, и цветы…
И если вдруг объявишься в миноре,
Я сразу не пойму, что это ты.

***

Здесь три креста на повороте –
начало, сброс земного, боль,
вход в неизвестность –
ток и соль,
наброском из сангины – ель,
Судак, и в дымке – Коктебель.

Шаги и Макса, и Марины
роняют след на зыбкость троп,
и время жадно пьет пироп*
песка морского…
Серебряных сто лет стекает
и мякоть манго – пыль равнин…
Спадает жар. Мой дух един.

В регистрах низких тает голос
и тела матовость в ночи,
и камертоном –
медный волос
звучит
и брызжут фонари
прохладным гармоничным бризом,
и волны обрамляют фризом
загар янтарный, блеск колен…

Уйдет невыносимость плена –
достойной кажется замена
тебя…

***

Как странно – я, любовь и море,
и разноцветный якорь – Коктебель,
я у него в невиданном фаворе –
в охране у меня и мирт, и ель.
Под джинсовыми шортами целует ноги,
веселой змейкой вьется ветерок,–
о, крымские отчаянные боги,
заприте память на большой замок,
сотрите пятна рук и губ в своей купели,
укутав уходящее в метели…


Пироп - полудрагоценный камень рубинового цвета -
непременный спутник алмаза

В шапке пенной «лаваццы» –
вех средоточие,
начинаний и завершений…
но желаний моих многоточие –
в гуще кОричной – дымке осенней…

Точка –
последний форпост,
запятая – синдром повторения,
надоевший до нервной дрожи…
многоточье – дорога и пост,
запах странствий и соль на коже…

Многоликая рать многоточия!
Проведи нас в ночи лабиринтами,
россыпь звезд зажги в небе квинтами,
и Мактуба открой пророчества…

Дай гордыне сундук полномочий
вновь прокладывать путь на заре –
от тебя и к тебе –
заново, –
набирая код многоточия…

И, однажды, – на счастье, беду,
как потеря, мотив обретения,
листопадом к тебе забреду
из туманов лиловых забвения…